Песни

Он ревновал ее к дождю

И укрывал джинсовой курткой

Ее июневые кудри,

А зонтик прижимал к локтю.

День дожидался темноты,

Жизнь начиналась с середины,

И закрывали магазины

Свои разнузданные1 рты.

Ветра стояли на своем,

Шатая цепь священнодейства,

И пошлое Адмиралтейство

Сдавало ангелов в наем,

Но вместо звезд их берегли

Два добрых духа Джин и Тоник,

И мир, казалось, в них утонет,

Едва дотронувшись земли...

     А мне казалось,

     А мне казалось,

Bmaj

Gm7

     Что белая зависть – не грех,

     Что черная зависть – не дым.

     И мне не писалось,

     Мне не писалось,

     Мне в эту ночь не писалось, -

     Я привыкал быть великим немым.

Он ревновал ее к богам

И прятал под мостом от неба,

А голуби просили хлеба

И разбивались за стаканы.

Плоть несло, и дух опять

Штормил в девятибалльном танце -

От невозможности остаться

До невозможности унять.

И вечер длинных папирос

Линял муниципальным цветом,

И сфинксов он пугал ответом

На каждый каверзный вопрос.

И, видно, не забавы для -

По венам кровь против теченья.

Миг тормозов, развал-схожденье2,

И снова – твердая земля.

     А мне казалось,

     А мне все казалось,

     Что белая зависть – не блеф,

     Что черная зависть – не дым.

     И мне не писалось,

     Мне опять не писалось,

     Не пелось и не писалось, -

     Я привыкал быть великим немым.

И отступил девятый вал,

И растворил свой сахар в дымке...

К стихам, к Довлатову, к „Ордынке“3

Он вдохновенно ревновал,

Но вместо рифм бежали вслед

Два юных сфинкса Джин и Тоник,

И воздух был упрям и тонок,

Впитав рассеянный рассвет.